Холин был прав, но шлем я надевать не стал. Пыль, поднятая солдатами двух армий, взлетела до неба, поэтому, как и многие дворяне, оказавшиеся в монастыре, я просто повязал нижнюю часть лица платком. Совершенно не узнаваемый в таком виде я решил отправиться на разведку. Время шло, но ни Гамон, ни Бибон не пытались разыскать нас. Это было странно. Возможно, они ранены и нуждаются в помощи.

— Куда это ты собрался, — забеспокоился Холин, когда увидел, что я наматываю платок, — только не говори мне, что тебе стало трудно дышать.

— Нужно найти Бибона, — ответил я.

— Зачем, — удивился бывший разбойник, — да он, скорее всего, спит после боя или уплетает солонину за обе щеки и даже не думает о нас с тобой.

— Такого не может быть, — возразил я, — боюсь, что с ним что-то случилось.

— Да ничего с ним не случилось, — Холин в сердцах махнул рукой, — вспомни, как вы простились в городе. Все последние дни он не отходил от Гамона. У него теперь новый учитель и новые дела.

Мне очень хотелось поспорить с ним, но положа руку на сердце, я понимал, что старый друг прав. Слышать такое от Холина, который был привязан к принцу не меньше моего, было обидно.

— Все равно, — заупрямился я, — Бибон обязательно нашел бы нас. Что, если он в беде и не может подать нам знак?

Холин тяжело вздохнул и посмотрел на меня, как на умалишенного.

— Даже не пытайся меня отговаривать, — быстро сказал я, чтобы избежать очередной порции обидных слов, — я обойду храмину и попробую узнать, что к чему.

— Ты понимаешь, чем рискуешь, — спросил Холин, понизив голос, с опаской поглядывая на заполненный солдатами двор, — если тебя узнают…

Он не закончил и только многозначительно покачал головой.

— У меня в кармане прощение Гамона. Я чист перед тайной канцелярией, — ответил я.

— Скорее всего, у Марона на этот счет другое мнение, — проворчал упрямец.

— Оставайся здесь и гляди в оба, — сказал я, засовывая за пояс магический жезл, — я скоро вернусь.

Спустившись по дальней лестнице, я направился прямиком в храмину. Именно там разместилась королевская гвардия, предоставив двор и стены в распоряжение ополченцев и менее знатных дворян. На мне были черненые доспехи, поэтому я надеялся, что приближенные короля примут меня за своего.

Вопросов у меня было множество: не ранен ли Бибон, почему он не пытается разыскать меня, что случилось с королем, напали ли на него люди Гамона или он стал жертвой атаки кого-нибудь степняка, и, если все-таки на него накинулись заговорщики, то почему не довели свое дело до конца?

Тогда я еще ничего не знал ни про удачно пущенную кочевником стрелу, ни про то, что командование взял на себя Лагон — дядя молодого короля.

Разгромленное войско превратило священное место в казарму и огромный лазарет. Измученные боем дворяне без лишних разговоров занимали любое свободное место. Они располагались на лавках, подоконниках или прямо на полу. Во время битвы многие не обращали внимания на легкие ранения, зато сейчас удары, которые повредили доспехи, но не дошли до тела начинали давать о себе знать. Под кольчугами и кирасами вспыхивали огнем ссадины и ушибы. Обычно отправляясь на битву, бывалые воины закладывали в шлемы чистые старые рубахи, чтобы при случае использовать их в качестве бинтов. Сейчас многие, избавившись от доспехов, перевязывали друг друга. Кроватей в монастырском лазарете всегда было немного, поэтому большинство тяжелораненых сложили в трапезной, а тех, кому не хватило места, устраивали, где придется. Сердобольные монахи пытались оказать им посильную помощь, но лекарственных трав и отваров на всех не хватало. Добровольные помощники торопились поскорее облегчить страдания несчастных. На бинты резали кинжалами и ножами чистые простыни, ломали мебель и расщепляли куски дерева для того, чтобы было чем затянуть сломанные кости. На моих глазах несколько друзей закололи товарища, понимая, что его рана смертельна. Склонившись над бездыханным телом, убийцы спешили сотворить молитву, чтобы объяснить богам свою жестокость. На сверкающих вершинах другая мера для всех деяний человеческих и то, что мы справедливо считаем милостью, там могут воспринять, как великий грех.

И все-таки людей было слишком много. На одно принесенное со двора ведро воды накидывались сразу множество ртов, и оно пустело в одно мгновение. Те, кому не хватило воды, опускали внутрь полоски материи, которые впитывали оставшуюся влагу и потом либо сосали их, либо прикладывали к разгоряченным лицам. Еду тоже расхватывали на лету. Судя по разговорам, кладовые уже опустели, и чем кормить дальше укрывшееся в монастыре войско было непонятно. Обозы остались снаружи и теперь они оказались в руках степняков, а небольшой запас еды, который воины несли с собой в дорожных мешках либо был уже съеден, либо пропал. Многие побросали в бою лишнюю тяжесть в надежде подобрать ее после победы.

Перед уходом старший ключник оставил мне ключи от всех дверей, но я умышленно не стал сокращать путь пробираясь потайными проходами, чтобы лучше понять и запомнить происходящее в храмине. Обойдя первый этаж, я с облегчением обнаружил, что ни Бибона, ни Гамона здесь не было. Это говорило о том, что они, если и пострадали в бою, то не сильно. Многие вошли в ворота монастыря на своих ногах, но теперь катались по полу от боли, призывая всех богов. Всех тяжелораненых, на сколько я понял, оставляли внизу, потому что затаскивать носилки наверх было неудобно и тяжело. И все-таки я не спешил переходить на второй этаж и по несколько раз обошел все комнаты в поисках знакомых лиц. Я хотел расспросить кого-нибудь о том, что здесь происходит, но встреченные мной дворяне были либо ужасно заняты, либо страдали от боли. Заметив в углу пожилого воина, чем-то похожего на Пошуна я пробрался к нему и присел рядом, благо как раз освободилось место — сидевший поблизости гвардеец отправился за водой.

— Здравствуй, — сказал я, опускаясь на пол.

Старик даже не посмотрел на меня. Его неподвижный взгляд был устремлен в одну точку. Со стороны создавалось ощущение, что он что-то внимательно разглядывает на противоположной стене. Если бы я не знал, что на камнях ничего нет, то подумал бы, что он читает какую-то надпись или вглядывается в картину.

— Здравствую, воин, — повторил я и прикоснулся к его плечу.

— Здравствуй, — проворчал дворянин, но так и не удостоил меня взглядом.

— Не скажешь, как здоровье короля?

— Говорят, он жив, — старик облизал сухие, потрескавшиеся губы, — но очень плох.

— Куда его отнесли?

— Куда-то на второй этаж.

Безучастность старика, его